К годовщине нападения России на Украину мы записали несколько историй людей, переживших и переживающих войну. Роман Журавский из Днепра жил в том самом многоэтажном доме, в который попала ракета во время массированного обстрела города 14 января. Сам он с семьей был в это время в церкви, дома оставалась его мама. Она погибла. Вот его история.
— Буквально сегодня с женой проезжали это место. Ехали по делам, остановились, посмотрели на дом, точнее на то, что от него осталось. Это большой панельный дом, он сейчас разделен на два дома. И как бы мысленно мы опять окунулись в тот день.
Это была суббота, 14 января. Утро началось с того, что мы с семьей, с женой и детьми, собирались в церковь на службу. Моя мама сказала, что останется дома, потому что себя плохо чувствовала в то утро. Но сказала: позвони мне потом днем после службы, я хочу тебе что-то сказать.
Фото из семейного архива.
Днем я ей позвонил и она начала со мной прощаться. Говорила, что Господь ей сказал, что сегодня ее заберет. Ну я говорю: мамуль, давление — это не повод, чтобы прощаться. Она говорит: нет, это другое. Но, говорит, если я все-таки останусь жива, лучше из этого дома вам уехать, поискать другую квартиру.
Я собирался приехать поговорить с ней. Но обстоятельства меня отвлекли, я задержался, потом ей все-таки еще раз позвонил — ехать или не ехать. И по телефону мы с ней разговаривали и связь прервалась. Это был как раз момент взрыва. Я не знал тогда, но потом мне позвонили и сказали, что это как раз наш дом и наш подъезд.
И когда я приехал на это место, конечно, это было страшное зрелище. Все в дыму, в пыли. Пыль стояла таким туманом. И я видел, что в том месте, где была наша квартира, там ничего нет, там пусто. Мы жили на четвертом этаже, а все, что выше второго этажа, со второго по девятый, и на ширину двух подъездов — квартир не было.
Ужас, конечно, был от того, что люди в соседних квартирах, которые остались живы, были ранены, кричали о помощи. Уже было очень много спасателей, военных, полиции, врачей, скорой помощи. Людей спасали. Десятка два людей в этот вечер просто спасли.
В первые минуты, как я приехал, я вместе со спасателями помогал, девушку этажами выше я помог отнести к скорой помощи. Дальше я участвовал на разборке, на завалах. Моя жена с детьми оставались в этот момент в церкви. И я понимал, что, скорее всего, мамы моей уже не найти. Потому что, судя по происходящему, там трудно было остаться в живых. Эпицентр как раз, говорят, и пришелся на третий-четвертый этаж.
Уже потом в последующие дни утро начиналось с того, что я ехал в больницу, там еще троих привезли, это были последние три человека, которых нашли живыми. Позже еще около двадцати человек — но это уже просто доставали мертвые тела, либо фрагменты тел. Может быть, я в цифрах ошибусь — 46 погибших, потом еще десяток. В общем, четыре человека так и не нашли. Вот среди них моя мама. То есть нет ни единого фрагмента, до сих пор так и не нашли их.
Я приехал где-то минут через 15 после взрыва. Конечно, все уже было оцеплено, где-то на километр были разбросаны обломки дома, машин, мне пришлось где-то километр бежать к дому пешком. Когда я подошел, спасатели уже работали, скорая помощь, уже было очень много просто людей, которые собрались, чтобы помогать, разбирать эти завалы.
Вообще воздушные тревоги звучат у нас очень часто, нас оповещают, что с территории России поднялись бомбардировщики и они полетели. Но это часто бывают какие-то учебные вылеты, они вылетели и обратно вернулись, и за день бывает до десяти раз таких вот ложных тревог, каждый раз в убежище не набегаешься. И привыкаешь к этому. Иногда оповещают через телеграм-каналы, что есть уже выпуск ракет и даже есть время подлета ракет, об этом многие знают. Но настолько ПВО эффективно работало в Днепре, что здесь по 10-20 ракет сбивали и они не долетали.
А после вот этой трагедии уже другое отношение, беспечность ушла. Понимаешь, что опасность настолько близко и смерть рядом. Мы, конечно, такого не предполагали. Мы уехали из Донецкой области, где день и ночь находились под обстрелами. В апреле мы выехали оттуда и выбрали Днепр и до этого тут было безопасно. Мы даже не могли представить, что где-то рядом может прилететь ракета, а уж тем более, что это может оказаться наша квартира. Мы об этом. конечно, не думали. Сейчас уже понимаешь, что в Украине, наверное, нет безопасных мест. Даже там, где мы сейчас по новому адресу живем, мы не оставляем мысли, что и в этот район может попасть ракета.
Уже больше месяца прошло. В начале сказали, что уже закончились поиски, но несколько дней назад в СБУ сказали, что они решили их возобновить. Уже ищут с собаками на свалке, куда вывозили весь этот мусор. И, вроде бы, сказали, что один фрагмент тела нашли, но еще не сообщали, что это. Было десять тел, которые просто собрали по кусочкам. И то ли это кусочек к тем десяти, то ли … Мы все сдавали ДНК и по ДНК там проверяют и нам сообщают. Пока что нам не сообщали.
У меня есть еще родной брат, племянники, они живут в Одесе, они говорят, даже если это будет хоть какой-то кусочек, чтобы его кремировать, переправить им в Одессу. Но нам сразу сказали, что если это эпицентр, то там тело может вообще испариться. Либо настолько сгореть, что не останется ничего. Но сейчас, когда опять с собаками возобновили поиски, остается мысль, что, может быть, хотя бы какой-то кусочек найдут.
Мы, как христиане, верим в то, что главное в человеке — душа. Мама знала, Господь предупредил ее, что возьмет ее в этот день, поэтому душа ее уже там. Тем более, что здесь она болела, ревматоидный артрит у нее был, давление высокое часто, ей было тяжело уже. Можно сказать, что она уже освободилась от этого тела, ей хорошо там.
Фото из семейного архива.
Конечно, первая неделя была очень тяжелая, при том, что я понимал, что ей сейчас даже лучше, чем нам, живущим здесь, на Земле и все это переживающим. На четвертый день те эмоции, которые я сдерживал, вышли наружу, у меня был эмоциональный срыв. Когда я шел последний раз к судмедэксперту, я думал, сейчас мне какой-то кусочек покажут, отдадут то, что осталось от мамы — и мне даже как-то этого не хотелось. То есть мы помним ее, когда мы уходили из дома, я еще разговаривал с ней по телефону, это все запечатлелось, и когда мне сказали, что нет ни кусочка, мне как-то легче стало на душе. Понятно, что эти кусочки — это уже не человек.
Мамочка навсегда в нашей памяти, она очень хороший, светлый человек, всем всегда желала добра, 27 лет проработала в детском саду воспитателем, дети ее очень любили, они сейчас, если меня встречают, добрые слова говорят о ней. Она мне передала свою любовь к детям, я в церкви являюсь учителем воскресной школы и работал в школе с детьми. Она хороший след оставила в моей жизни.
