Писатель Дмитрий Быков в эфире программы «Навигатор» на канале «Ходорковский Live» рассказал о критическом состоянии современной России и неизбежности оттепели.
«Нет такой войны, которая бы остановила оттепель»
— В Орске, в Оренбургской области в России люди продолжают тонуть. Но несмотря на вот эту жуткую трагическую ситуацию, я вижу в этом одно позитивное что ли следствие: люди начали возвышать голос. Люди ругаются, кричат в лицо мэру города, губернатору, люди не верят министру по чрезвычайным ситуациям, который туда приезжает и абсолютно по-хамски себя ведет, возлагая всю ответственность просто на обычных жителей и снимая любую ответственность с себя. Но сейчас люди, несмотря на то, что их последние два года учат молчать, не молчат. Может ли перекинуться с Орске это возмущение бездействием властей перед лицом дьявольских козней дальше, оно может дать людям понять, что дьявол — вот он, это вот отдельно взятый губернатор, мэр, может быть, а дальше — президент?
— Да нет, ну я бы не хотел, чтобы сейчас ответчиками за всю Россию становились отдельно взятые губернаторы того же Белгорода, который обстреливают, или того же Орска, который затопляет.
Тут, понимаете, выступила такая долгоиграющая российская проблема, я бы сказал, вечная российская проблема, очень тяжелая. Россия традиционно отвлекает население от своих внутренних довольно серьезных проблем и вызовов внешней агрессией.
Дело в том, что внешняя агрессия в России — это такой универсальный абсолютно ключ ко всем делам, когда страну, народ удается временно — временно всегда — сплотить вокруг власти очередными разговорами о том, что нам подгадили все бывшие друзья, все вечные враги, все бывшие славянские сателлиты и все вечные англосаксы. Это же, понимаете, начиная с польского вопроса, с 1863-го года, а может и раньше, служило в России таким универсальным способом отравить любую внутреннюю повестку. Вы говорите, что в стране крепостничество, безынициативность, воровство, разврат, вам говорят: нельзя критиковать Отечество в минуту смены коней на переправе. Да и коней по большому счету менять нельзя, потому что переправу надо сделать вечной. Это традиционный русский способ.
У меня была такая большая статья «Синдром» в свое время и я до сих пор не понимаю, откуда в России вот этот вот синдром внезапного страха перед внешним врагом, чаще всего вымышленным. Видимо Россия живет в состоянии хронической такой уязвленности, она такая большая и в ней зарыто так много полезных ископаемых, что она все время боится двух вещей: что ее хотят развалить и отобрать ресурсы. И даже если у вас пожар во время наводнения, даже если у вас горят леса — а этим летом они будут гореть, лето обещают очень жаркое — даже если у вас наводнение, даже если вас обстреливают по вашей собственной инициативе — войну-то вы начали — все равно разговором о внешних врагах можно практически любую повестку перебить.
Поэтому сегодня граждан России ожидает довольно много неприятных сюрпризов. Я не выделяю себя из числа этих граждан, потому что я от России никаким образом не отделен, меня тоже непосредственно касаются все эти и финансовые, и политические, и в огромной степени природные проблемы. Сейчас «черные лебеди» полетят такой веселой стайкой. Это связано прежде всего с тем, что все силы нации направлены вовне, то есть на войну, и, кстати говоря, уже в предвидении этой новой волны социальной критики Александр Дугин нас уже предупредил, что во время тотальной милитаризации немыслима критика власти, религии, чиновников, высокопоставленных идеологов, вообще никакая критика немыслима, мы воюем, война списывает все.
Понимаете, вот согласен я с Владимиром Пастуховым, самое неприятное в ситуации то, что эти «черные лебеди» прилетают с непредсказуемой страны. Ну паводок, да, понятное дело, казалось бы, его можно было бы ожидать. У нас была катастрофа в городе Ленске, она могла бы подготовить нас к тому, что зима и весна всегда в России наступают, как бы их, так сказать, не пытались отсрочить и поэтому к каким-то вещам надо быть готовыми.
Понимаете, ведь в России вот что особенно важно: Господь как будто делает ситуацию предельно наглядной для тех, кто не хочет смотреть. А в России наиболее наглядны всегда какие-то политические смыслы, политические подтексты ее природных катастроф. Ну как Тунгусский метеорит, который прилетел в 1908 году и предупредил о дикой бифуркации, о взрывах социальных семнадцатого года, он предупредил задолго, чтобы люди успели приготовиться. Таким же образом Чернобыль грянул в 1986-м году, катастрофа не совсем природная, но и не только антропогенная, как бы копившийся опыт идиотизма и копившаяся бесхозяйственность, копившиеся ошибки, и это предсказало распад СССР. Даже трагедия группы Дятлова, в общем, довольно точно предсказала судьбу поколения, которое было главной жертвой этой трагедии, поколения шестидесятников.
Я думаю, что и здесь, понимаете, вот этот внезапный паводок весенний, который затопляет страну, это такая метафора очень наглядная, очень, так сказать, по-Божьи очевидная — потому что Господь же хочет быть понятым в конце концов — того что начнется в России с оттепелью. Вы не представляете себе, какие воды хлынут на Россию, как только нынешняя ее замороженность, отмороженность куда-то денется, а денется она неизбежно, потому что весна и в географической России, и в политической — раз уж она так копирует свой календарный год, это ее выбор — это процесс совершенно неизбежный, от которого никаким образом не защитишься.
И представляете, какой паводок наступит в России, когда все ее замороженные проблемы выйдут наружу, когда все ее политзаключенные выйдут, когда все ее эмигранты вернутся, или по крайней мере вернутся те, кто этого хочет, когда путинская отмороженная, замороженная власть, последняя, как кажется многим, плотина на пути времени, рухнет и время начнет стремительно затоплять Россию.
Опять будут говорить, что иноагенты, мыши грызли эту плотину и запускали на нас этот паводок. На самом деле вы просто элементарно не готовились к тому, что происходит смена времен года. Та дамба, которую вы поставили на пути эпохи, дамба политическая, цензурная, дамба, которую вы поставили на пути времени, на пути правды, она оказалась довольно легко разрушаемой, и всегда так бывает. Нет такой внешней войны, включая мировую, нет такой войны, которая бы остановила оттепель.
Уж как Сталин пытался использовать последствия Второй мировой, уж как он пытался из нее соорудить для себя пьедестал — и то все равно пришла на него такая напасть, он взял и умер, и в результате через год стали сносить его памятники, а еще через год страну затопило. Затопило возвращающимися из тюрем, затопило лавиной правды, которая открылась. Как сказал тогда Ахматова, две России посмотрели друг другу в глаза: та, которая сидела, и та, которая сажала. И ничего хорошего они там не увидели.
То есть я просто хотел бы обратить внимание на то, что при всей своей катастрофичности этот паводок — всего лишь предсказание того, что будет с Россией очень скоро. А откуда полетят конкретно эти «черные лебеди» — непонятно. Но то, что они полетят, неизбежно. Потому что нельзя бесконечно долго отвлекать внимание страны от ее реальных проблем с управлением, с финансами, с производством, с логистикой, с чем угодно, просто с организацией управления на местах, как мы видим сейчас. Нельзя бесконечно долго отвлекать внимание страны разговорами про англосаксов, которые нассали в каждом лифте, и украинцев, которые наняли всех заговорщиков. Нельзя бесконечно долго держать в заключении режиссеров и драматургов на том основании, что они оправдывают радикальный ислам, когда у вас радикальный ислам ходит под носом и вы ничего с ним не можете сделать, потому что посадить Беркович и Петрийчук легче, чем защитить «Крокус». И эта наглядность будет нарастать.
Я с одной стороны в ужасе от этого, а с другой — мне иногда хочется сказать: Господи, как хорошо, что Ты делаешь так понятно. Что, в отличие от модернистов, Ты пишешь свою историю не симпатическими чернилами, а такими огненными буквами.
«В России вечно тлеет гражданская война»
— А что развалится летом, когда лето внезапно наступит? Пожары вот вы перечислили, что-то еще, может быть, начнет разваливаться?
— Понимаете, нет, пожары — это еще не самая большая беда. В 2010 году, как я помню, когда было такое же жаркое лето и, кстати, о нем предупреждали, эти пожары тогда несколько подорвали, конечно, доверие во всесилие Путина, это первая была трещина в монументе. Но это был как бы не самый критический момент. Тут летом на фронте нас ожидают серьезные прорывы. Я не знаю пока еще в какой форме, но обе стороны готовятся и, конечно, эскалация боевых действий пойдет. И с российской стороны, чем Россия все время пугает, и с украинской стороны. Потому что Европа, в общем, устала смотреть на то, как бесконечно отсрочиваются вопросы военной помощи, и, разумеется, какие-то сдвиги начнутся и здесь.
Понимаете ли, вот насчет пожаров тоже ведь очень метафора наглядная. Есть такое понятие — торф. Россия — такое огромное болото действительно, тут уж ничего не поделаешь. Болото без всяких оценочных каких-то суждений и без всяких оскорбительных коннотаций. Болото — это, в общем, природный ландшафт, не хуже всякого другого. Он возникает там, где застоялась вода, где нет мобильности.
В России история до такой степени стала константой, до такой степени все, сказанное в XVI веке про опричнину, приложимо к сегодняшней тайной полиции, до такой степени не меняет своего стиля управления та сатанистская секта, которая страной управляет, что о каком-либо движении говорить смешно. Россия движется в плане каких-то количественных показателей: численность населения, уровень производства — это меняется, тут какая-то динамика есть. Но ни вертикальной мобильности для кадров, ни каких-то перемен и главных событий в какой-то смене циклического развития, которое остается абсолютно неизменным на протяжении семи веков, этот цикл самовоспроизводится, ничего не происходит.
Это болото. Это такая, понимаете, природная среда, в которой производится очень большое количество метана. Такое количество, что его можно эксплуатировать и экспортировать во весь мир, такой избыток безумный. А кроме того в болоте, ну это особенность этой среды, сохраняется любая органическая материя, трупы сохраняются, проблемы сохраняются, в общем, практически неизменными, одни и те же исторические персонажи возникают каждые 100 лет. Это тема моего отдельного цикла лекционного, российские инкарнации, все это остается абсолютно неизменным. Сравните как-нибудь между собой Пестеля, Тухачевского и Ходорковского, вы увидите сходство абсолютно буквальное, вплоть до внешнего. Ну и на этом же фоне застой вот этой воды рождает совершенно уникальную флору и фауну. Действительно ни такого балета, ни такой физики, ни такой культуры, ни такой интеллигенции, ни такого обывателя, совершенно замшелого, больше вы нигде в мире не найдете. Фауна болота совершенно уникальна, таких удивительных существ, которых это болото поощряет, вы нигде не обнаружите.
Проблема в том, что в нем копится торф, а торф — это такой горючий материал, который создает ситуацию вечного тления. В России вечно тлеет гражданская война. Эта гражданская война бывает холодная между обществом и властью, она бывает горячей между классами или между нациями в момент погрома, между религиями, она все равно готова от первой вспышки воспламениться. Болото так устроено, что оно горит. И было бы очень приятно, может быть, и, кстати говоря, при нынешней мелиорации было бы элементарно легко осушить это болото и превратить его в плодородную почву, на которой растут и колосятся замечательные растения, бегают какие-то доброжелательные зайцы, лоси. Все замечательно, но проблема в том, что тогда погибнет уникальная болотная флора и фауна, которые совершенно не хотят ни меняться, ни эволюционировать.
Россия уверена, что она может быть либо такой, либо никакой. И за свое право оставаться этим болотом она готова платить любую цену. Тем более, что население, как всегда это в болоте бывает, довольно часто исчезает без следа, оно засасывается. Вчера был человек, ходил на работу, сегодня его взяли и над ним сомкнулась вот эта поверхность гнилая и совершенно непонятно, где он, только висят буквы: 10 лет без права переписки.
Это тоже такая отличительная черта болотистой местности и не надо в этом усматривать что-либо оскорбительное. Ну есть такое пространство, как степь, как лес. Так есть и болото. Просто когда это болото такой огромной величины, оно начинает заболачивать окрестные земли и пахнуть очень сильно и тогда уже остальному миру приходится каким-то образом спасаться, потому что это болото в один прекрасный момент может рвануть.
Поэтому те лесные пожары, те болотные дымы, те новые угрозы, которые Россия порождает для соседей, в какой-то момент становится критическими. Это болото либо загорается и поджигает остальной мир, либо оно начинает осушать само себя и как-то немножко заботится о том, чтобы в нем по крайней мере не исчезали бесследно люди. Чтобы в нем не так пахло. Оно, поверьте мне, в эту восьмую итерацию, на восьмом круге, на восьмом веку такого существования, Россия подошла к критическим переменам, она в прежнем виде существовать не может, потому что она стала для окружающего мира критически опасной. Это лето это покажет. Эта осень это зафиксирует, следующий год это изменит.
