Музыкальный критик и журналист Артемий Троицкий* в эфире программы «Воздух» на канале «Ходорковский LIVE» рассказал Анастасии Изюмской о том, почему об отмене русской культуры не стоит беспокоиться, о внутренней и внешней России и о том, что будет с российской популярной музыкой буквально уже завтра.
* — признан Минюстом РФ «иноагентом»
— Давайте прямо с места в карьер: Боно из U2 приехал в Киев, выступал в метро в поддержку Украины, музыканты, артисты со всего мира выступают, поддерживая украинцев сегодня. Почему это не производит впечатление на россиян, для которых все эти люди тоже кумиры и любимцы?
— Мне сложно так вот уверенно сказать, производит это впечатление на россиян или нет. Если не производит, то, во-первых, это может быть по той причине, что информация эта просто не доходит, потому что я совершенно уверен, что особенно на госканалах новости о том, что украинцев поддерживают кто угодно — Анджелина Джоли, все мировые политики, Пол Маккартни или группа U2, вот я не думаю, что они вообще каким-то образом распространяются в России, поскольку понятно, что эта информация неприятная и крайне невыгодная для российской пропаганды, это с одной стороны. С другой стороны, ну, естественно, помимо телевизора есть у наших людей и альтернативные способы добычи информации, то есть в первую очередь это соцсети, это YouTube, это радио и так далее. И я вполне допускаю, что это на них производит впечатление, что они, конечно же, не очень, скажем так, рады тому, что Россия оказалась в такой полнейший позорной всемирной изоляции. Так что, да нет, я думаю, что все это со временем устаканится и концерт U2 в киевском метро станет таким малого масштаба историческим событием, равно как и награждение пса Патрона в присутствии премьера Канады Трюдо. А что касается, естественно, вот этих самых Z-россиян, этих zверушек, то, я думаю, что им что YouTube, что Пентагон и ЦРУ — для них это примерно все одно и то же и их такими новостями не проймешь.
— В интервью Навальный Live вы сказали, что вообще россияне даже рады, когда их страна нападает на другую, и там была такая фраза, что это неизбывный код населения Российской Федерации, уходящий корнями глубоко в прошлое. Для меня это звучит, как будто россияне какие-то бракованные что ли, испорченные, про какой код вы говорите?
— Ну если я говорил про какой-то код и про тому подобные странные комплексы, я имел ввиду в первую очередь то, что значительная часть россиян, может, даже большая часть россиян, имеет совершенно определенные имперские замашки, привычки, мне это проще называть комплексами на самом деле. То есть комплексы огромной страны, которая должна быть еще больше, соответственно, от которой там всякие гады чего-то понадкусывали, от Российской империи откусили, скажем, Финляндию, Польшу, которые теперь, значит, нам грозят и собираются даже в НАТО войти. Потом от Советского союза откусили Украину, Белоруссию, Закавказье, Среднюю Азию и так далее, это все, конечно, все эти имперские комплексы сверхдержавы, самой большой страны в мире, одной шестой части суши и так далее. Это все, конечно, их как-то раздражает и отрезвляет, неприятно находиться в трезвом состоянии, когда жизнь такая фиговая.
— Вы называете этот глубинный народ иной цивилизацией, чего мы тогда удивляемся, что эта иная цивилизация, очевидно, более многочисленная, чем наша, снова у власти? Они довольны этим президентом. Где тогда наша страна, где тогда нам всем остальным быть?
— Я не знаю, тут, естественно, могут быть очень разные взгляды на эту ситуацию. Точно так же, если рассматривать эту ситуацию как тупиковую, то могут быть очень разные взгляды на то, каким образом из этого тупика надо находить выход. Я смотрю на это все максимально прагматично, реалистично и не ставлю перед собой максималистских задач. Поэтому мой рецепт, я не утверждаю, что он единственно правильный, но, по-крайней мере, это тот рецепт, который полностью устраивает меня и который я готов претворять в жизнь.
Так вот этот рецепт заключается в том, что будет две России. Я их называю России внутренняя и Россия внешняя. Россия внутренняя будет находиться по-прежнему под пятой у Путина и его бандитско-гопнического окружения, каких-то вот этих милитаристов, реваншистов, фашистов и так далее. А Россия внешняя это будет российская диаспора, достаточно молодая по составу, динамичная, хорошо образованная, весьма культурная, и она будет проживать за пределами России, то есть в самых разных местах. Так же, как это происходит сейчас. Кто-то будет жить в Украине, кто-то будет жить в балтийских странах, кто-то будет жить в Германии, кто-то в Америке, кто-то в Израиле, кто-то там хоть в Новой Зеландии. Тем не менее все это будет внешняя Россия, которая будет каким-то образом связана друг с другом. Ну точно так же, как, скажем, живут в мире, условно говоря, евреи, армяне, курды и так далее, всяческие люди, принадлежащие к определенному этносу, к определенной культуре, носители определенного языка. Они при этом взаимодействуют друг с другом и можно сказать, что, в общем-то, имеется некая общность, хотя и разбросанная по всему миру.
Вот на эту внешнюю Россию я готов работать и мне это нравится. И я с чувством глубокого удовлетворения вижу, что эта внешняя Россия пополняется за счет новых и новых людей и люди эти, как правило, талантливые, интересные, динамичные и, собственно говоря, ради них, ради этой культуры я и готов стараться. Что касается до России внутренней, то пусть там она каким-то образом разбирается сама с собой, если, дай бог, там произойдут какие-то серьезные изменения в лучшую сторону. Я думаю, что если скинут Путина, это ещё ничего не будет означать, потому что помимо Путина там имеется еще весьма многочисленная команда нахлебников и захребетников и они ничуть не лучше, чем сам Путин. Если скинут и их тоже и если в России произойдет что-то вроде революции, и к власти придут люди нормальные, свободолюбивые, демократически настроенные и так далее, я буду рад и счастлив и для такой России я готов буду работать. Для теперешней России нет, конечно, потому что это фашистская страна и я не желаю быть пособником фашизма.
— А как же быть тем, кто там остался, кто не разделяет ценности нового государства, которое сейчас формируется, вот этого фашистского путинского режима? Давайте, революцию там сделайте, а мы, если что, вернемся?
— Ну это на самом деле их дело. Я свой выбор сделал, мы в 2014 году из Российской Федерации уехали и у нас для этого были достаточно веские причины. Очень многие сделали этот выбор в этом году, те, кто остались, остались, естественно. по очень разным причинам — уважительным и неуважительным. Огромное большинство остались в России по неуважительным причинам, так что пусть они там гниют себе потихонечку. А что касается до тех, кто остался по причинам уважительным, их тоже миллионы, причины эти я, естественно, перечислять не буду, они самые разные от проблем со здоровьем до большого количества родственников и прочее, и прочее, много чего тут можно назвать.
— Насколько молчание сейчас будет работающей стратегией выживания? Потому что многие специалисты уже говорят, что новому тоталитарному государству просто молчания будет недостаточно, нужно будет присягать и присягать активно?
— Да, разумеется, отмолчаться не удастся. Ну, то есть, смотря кому, если говорить, скажем, о каких-то ученых, каких-то академиках, о людях, которые занимаются какими-то сугубо отвлеченными темами и при этом не являются публичными людьми, я думаю, что в принципе у них есть хороший шанс отмолчаться. Но таких людей не так много, потому что в принципе к любому мало-мальски заметному, тем более публичному человеку, обязательно придут ребята в штатском или в униформе и потребуют, чтобы он определил свою гражданскую позицию. Если он ее определит неправильным образом, то, в общем-то, жизни в путинской России ему не видать. Думаю, что деятелям культуры, которые, как правило, в большей или меньшей степени ребята публичные, а некоторые даже известные и популярные, каждому из них, абсолютно каждому из них придется так или иначе обозначить свои симпатии и антипатии. Так что да, отмолчаться удастся очень и очень немногим.
— Что случилось с нашими рокерами? Ведь по идее рок — музыка протеста, а они ездят по Украине с концертами за Россию?
— Ну с нашими рокерами, вообще говоря, ничего такого фатального, страшного и трагически катастрофического не случилось. Вся эта история с вот этим военно-патриотическим музыкальным туром за Россию, в общем-то, она не слишком показательна. То есть кто там выступил? Сергей Галанин и группа «СерьГа», Александр Скляр и группа «Ва-банк», какая-то группа «7Б», какой-то Сергей Бобунец, участник в прошлом группы «Смысловые галлюцинации» — это все не высшая лига, даже не первая лига, это какой-то отстой. Это малоизвестные люди. Все классики того же русского рока, они все находятся на правильной стороне баррикад. Точно так же, как если не вся, то, по крайней мере, явно большая часть какой-то модной молодежи, и рокеров, и рэперов, опять же, находится среди противников войны, противников этой грязной интервенции. Так что я не считаю вообще, что это настолько уж трагическая история.
Да, был еще где-то там с конца 90-х годов так называемый говнорок, вот, кстати в The Insider у меня только что вышла статья на эту тему, про этот самый говнорок, это всякие такие лизоблюдские рок-группы типа там того же «Чайфа» или того же Скляра и так далее. Как правило, это группы достаточно бездарные и не сказать чтобы какие-то суперпопулярные. Они не имеют такой реальной поддержки своих поклонников, как, скажем, есть у того же Шевчука и «ДДТ», Макаревича с «Машиной времени», Гребенщикова и «Аквариума» и так далее. Там уровень популярности всех этих говнорокеров несравненно ниже. А сейчас еще к тому же вирус, кризис, санкции, концертная деятельность практически сворачивается, поэтому самые беспринципные из них уцепились за возможность заработать на политической демагогии, на всей вот этой вот милитаристской спекуляции, чем они свою репутацию, естественно, окончательно угробили, но я так думаю, что на репутацию им уже давно плевать. Особой репутации у них и раньше не было. Зато там они срубили, я как раз сегодня читал на BBC большое исследование, сколько за этот тур за Россию разные группы получили. Там, скажем, та же «СерьГа» за семь выступлений получила, по-моему, около 10 миллионов рублей. Я уверен, что никогда в жизни бездарный Сергей Галанин таких денег не зарабатывал.
— Я встречала исследование, в послевоенной Германии социологи исследовали феномен конформизма и это считается одной из причин того, что произошло с Германией, почему она стала фашистской. И, возможно, это одна из причин того, что происходит сейчас в России. Почему 80 процентов российской творческой элиты молчит?
— Ну это очень простой вопрос. Дело в том, что российская творческая элита имеет достаточно разносторонние интересы. Есть люди, для которых их гражданская позиция, их гражданская честность являются абсолютным приоритетом. Таких людей относительно немного и эти люди готовы за свои убеждения, за свой нонконформизм пострадать. Есть люди, которым вообще на все наплевать, кроме денег. Деньги, они же власть, карьеры и прочее. Эти люди, естественно, продаются везде и кому угодно и где только можно. Таких тоже меньшинство. А основная масса это как бы нормальные люди — с одной стороны, не герои, с другой стороны — не негодяи. И вот эти люди они разрываются просто. Я им, конечно, до некоторой степени даже сочувствую, потому что с одной стороны, они не хотят становиться изгоями у себя на родине, они хотят продолжать в России работать. У них тут уже теплые нагретые места, у них есть своя публика, у них есть свои там студии, театры, мастерские, репетиционные базы и прочее. К тому же, в России имеется их аудитория. Очень немногие из российских деятелей культуры конвертируемы за границей. Есть некоторые, скажем, классические музыканты, есть некоторые оперные солисты и балетные танцоры, есть некоторые писатели, их можно буквально по пальцам одной руки сосчитать, равно как и некоторые художники, которые известны во всем мире. Их мало, это один-два процента от общей массы. А что делать всем остальным?
Вот поэтому с одной стороны они не хотят терять средства к существованию, свою публику, а с другой стороны, конечно, совесть им не позволяет высказываться за Путина и за войну. И я их прекрасно понимаю. Тем более, что у многих из них, из тех, кто более или менее, скажем так, зажиточен, то у них тоже имеются у кого квартирка в Болгарии, у кого домик в Черногории, а у кого, может, там и в Майями что-нибудь имеется, и терять вот это вот все тоже не хочется из-за того, что ты сказал, что Путин молодец. Так что там куда ни кинь, всюду клин. Поэтому единственный для них способ попробовать удержаться на своих позициях и при своих это молчать. Молчание, я считаю, это еще не высшая форма конформизма. Молчание для них это скорее вынужденная мера. Настоящие такие подлецы, конформисты и сволочи это вот все вот эти михалковы, машковы, галанины и прочая там шелупонь, которая топит за понятно что и кого.
— Почему эта война не рождает новых песен в России? Ну Земфира спела «Не стреляйте» и уехала, Монеточка вроде как антивоенные стихи написала, но новых песен, которые бы стали рефлексией этого времени, почему-то нет, хотя вот, например, в Украине просто огромный подъем?
— Ну это понятно, для украинцев сейчас происходит Великая Отечественная война, это, разумеется, могучее такое, трагичное, но, в тоже время, очень духоподъемное дело. Поэтому в Украине огромное количество песен во всех стилях и самого разного настроения. Я уже у себя на «Свободе» сделал две специальные передачи, одна — про песни украинского сопротивления, вторая «Пiснi перемоги» про песни победы. Но тем не менее эти песни есть, хотя их не так много как, возможно, хотелось бы. Тут самый плодотворный у нас творец это Максим Покровский из группы «Ногу свело!», который написал антивоенных песен уже как минимум три, а то и четыре, последнияя с названием «Россия назад» вышла вот буквально где-то день-два назад, до этого было еще несколько песен. Имеется как минимум одна песня у Noize MC под названием «Аусвайс». Очень может быть, что в ближайшее время появятся и другие песни, то есть это не настолько быстрый процесс. Песню мало написать, ее надо еще с учетом современной технологии и записать, желательно еще и видеоклип на нее снять, я думаю, что такие песни появятся, так что, в общем, не стоит слишком сильно переживать по этому поводу.
Важно то, что очень многие наши артисты, причем самые главные, самые авторитетные и популярные артисты, они очень откровенно на эту тему высказываются и высказывались уже. И молодежь всякая, там типа Oxxxymiron, Face и так далее, и ветераны те же Шевчук, Макаревич, Гребенщиков и другие музыканты, некоторые из них, опять же, как хорошо известно, устраивают концерты, концерты благотворительные, концерты в помощь украинским беженцам, это делал и Oxxxymiron, это сейчас делают со страшной силой Noize MC с Монеточкой, к ним присоединяются, в зависимости от того, в какой город они приезжают, еще какие-то артисты, там, скажем, Земфира, Гребенщиков и так далее. То есть на самом деле лучшие силы, так сказать, сливки нашей музыкальной сцены они достаточно активно себя ведут и я думаю, что эта активность будет только возрастать.
— Закат советской империи дал нам «ДДТ», «Кино», «Аквариум», стоит ли ждать, что сейчас подавленная и ушедшая в андерграунд музыкальная культура путинского времени тоже расцветет какими-то новыми смыслами?
— Очень может быть. То есть на самом деле давно замечено, что самый отчаянный и самый лучший рок-н-ролл рождается в самые тяжелые периоды, это не только русская практика, это практика международная. Можно вспомнить и экономический кризис в Британии в 1970-е годы, и вьетнамскую войну в Штатах в 1960-е года и у нас конец 70-х — первая половина 80-х это самый мрак, агония и загнивание и в то же время невероятный совершенно взрыв и расцвет потрясающих талантов. Очень может быть, что и сейчас это произойдет. Но ситуация, конечно, отличается, потому что тогда нам деваться было некуда и мы сидели в подполье, границы были законопачены. Сейчас можно уезжать, поэтому я не исключаю, что какие-то новые талантливые ребята не станут рисковать и вместо того, чтобы давать квартирные концерты и записываться в глухих подвалах, может быть, они просто возьмут и куда-нибудь уедут подальше, где никто не будет им мешать и не будут над ними висеть всякие дамокловы мечи в виде цензуры, арестов и так далее.
— Станет ли рэп новым роком в этом смысле?
— Да нет, я думаю что рэп и рок существуют параллельно, рок, конечно, постарше и позаслуженнее, рэп помоложе, но мы видим, что между рокерами и рэперами, в общем-то, никакой неприязни, никакой конкуренции нет. Более того, многие рэперы со временем становится в большей степени рокерами. Это касается, скажем, и Дельфина, моего любимого рэпера, все последние альбомы которого, я бы не сказал, что это рэп и хип-хоп, это уже другая музыка, более близкая к року. Это же касается, кстати, и Noize MC, я, кстати, совсем недавно был на их концерте с Монеточкой, могу сказать, что за исключением всяких старых рэповых хитов, Нойз исполнял там новые песни, песни из альбома «Выход в город» и опять же это уже не совсем рэп. То есть он уже не только рэпует этими речевками, но и поет. Так что нет, я думаю, что между роком и рэпом будет любовь и симбиоз, и любовь эта будет происходить в основном на почве содержания, на почве контента.
— Как вам кажется, что будет с мэйнстримом, насколько там будет сильная идеологическая цензура?
— Я думаю, что идеологическая цензура будет жестче даже, чем в Советском союзе, по крайней мере в СССР такого уже застойного брежневского периода. Она будет жестче потому, что режим будет в целом жестче и потому, что, я думаю, идеологические установки тоже будут менее толерантными, и эта нетолерантность будет распространяться на те сферы, которые в СССР в общем-то никак особо даже и не светились. Ну там, условно говоря, проблемы феминизма, проблемы отношения ко всякой древней истории, проблемы гомосексуализма и так далее. В СССР это вообще никого не волновало особо, а сейчас это прямо вот самая злоба дня.
В Советском союзе была возможна и, более того, была очень популярна и востребована такая формула под названием фига в кармане. И вот эта фига в кармане в ассортименте от комедий Гайдая до драм Тарковского, если говорить о кино, или там от песен Галича до песен из кинофильма «Бумбараш» — это все было возможно вполне. Я думаю, что нынешние цензоры гораздо более озверелые, чем советские, а озверелые они, в первую очередь, потому, что гораздо менее уверенно себя чувствуют, то есть для них это будет реальная борьба за выживание, в то время как советские цензоры, в общем-то, жили очень вольготно и были уверены, что никогда ничего не изменится. А эти будут звереть и, конечно, всю эту фигу в кармане будут пропалывать со всей возможной строгостью.
Так что это коснется и всего этого самого мэйнстрима культурного, то есть и телесериалов это коснется, и поп-музыки, и «голубых огоньков» и всего такого прочего. То есть будет просто, с одной стороны, сплошной такой коллективный кобзон, то есть патриотическая песня, которая будет, правда, от советской отличаться в худшую сторону. Потому что советские всякие вот эти песни про Ленина и партию писали, как правило, очень талантливые композиторы. Никто не посмеет сказать, скажем, что Александра Пахмутова или Аркадий Островский и те же Френкель, Фрадкин, Тухманов и так далее, что это были плохие композиторы. Это талантливейшие композиторы, сегодня таких композиторов нет и в помине, это сплошная бездарь. Так что песни будут ужасные, но тем не менее встанут новые кобзоны и будут их, значит, выпятив грудь, орать. Но точно так же будет развлекательная музыка, вместо ВИА и всяких «Самоцветов» и так далее будут как раз вот всякие рэперы типа Тимати, такие жополизы, а также рокеры-жополизы типа там группы «Чайф» или там вот этих всех, которые за Россию топят.
— Что-то вы совсем не верите в скорую новую Россию с какими-то демократическими ценностями?
— Ну я говорю о той России, которая есть сегодня, и экстраполирую то, что есть сегодня, в динамике, скажем, последних двух с половиной лет, со времени примерно покушения на Навального. Я просто это экстраполирую на ближайшее будущее, что там будет через пять лет, мне трудно сказать, потому что может быть всякое. Очень много, естественно, зависит от того, чем закончится военная авантюра в Украине. Я верю в то, что украинцы захватчиков одолеют. И это, конечно, было бы очень серьезным ударом по путинскому режиму, но очень может быть, что этот удар придется, скажем, лично по Путину, поскольку его обвинят, естественно, во всех возможных грехах и в провале военной операции и потом от него избавятся. То, что произойдет, это нам пока что не ведомо. Я смотрю на это скорее пессимистично, нежели оптимистично. И думаю, что если что-то прекрасное, свободное или хотя бы нормальное в России случится, то это произойдет не в ближайшие годы, по крайней мере не в ближайший год-два.
— Искусства обычно отражает происходящее так или иначе. Есть ли такой момент в истории российской музыки, когда вы могли бы сказать: вот здесь, в этот момент, мы пошли не в ту сторону, мы как общество?
— Я думаю, это довольно сложный и спорный вопрос. Я считаю, что мы пошли не в ту сторону после довольно многообещающего старта, но мы свернули куда-то не туда в 1992-93 годах, потому что вместо того, чтобы уцепиться за тот свободный демократический шанс, который у нас был, у нас все занялись бизнесом, у нас все занялись бандитизмом, все занялись решением каких-то личных карьерных и материальных проблем. Соответственно, политика пошла опять по какой-то очень скользкой и сомнительной дорожке. Я имею ввиду и расстрел парламента в 1993-м году и, в общем-то, не плохую но, скажем так, и не хорошую президентскую такую, ультрапрезидентскую Конституцию, ну а потом пошло-поехало: чеченская война, фальсифицированные выборы 1996 года, потом уже, естественно, Владимир Путин и все такое прочее.
Я сейчас говорю о том, что мне представляется очевидным, анализировать это с точки зрения истории музыки, боюсь, это довольно сложно получится, слишком спекулятивно. Но то, что мы можем совершенно определенно сказать, это то, что музыка у нас очень сильно просела, где-то начиная с конца 90-х годов. И опять же можно совершенно точно сказать, что нулевые годы это были самые скучные, неплодотворные годы вообще в российской, по крайней мере, популярной музыке. Думаю, что и в академической тоже. То есть вот, оборачиваясь на это десятилетие, условно говоря с 1999 по 2009, можно сказать, что вообще практически ничего интересного за эти десять лет не произошло. Ни новых имен, ни новых открытий, ничего. Потом потихоньку, начиная вот с начала 2010-х годов и, кстати говоря, это совпало до некоторой степени с протестным движением, как-то наша музыка стала оживать. А пока страна жила в такой вот сытости и компромиссности, ничего хорошего в музыке не было вообще.
— Мы разговаривали с Маратом Гельманом про отмену российской культуры, он говорит, что это закономерно, обижаться совершенно нечего, надо только подождать, а вам как кажется, это действительно такая необходимая жертва или, напротив, это играет на руку путинскому режиму?
— Ну естественно русскую культуру никто не отменит, она велика и хороша, особенно русская классическая культура, так что за это можно не беспокоиться. Какие-то отдельные идиотские случаи типа того, что где-то в Италии отменили какую-то конференцию по Достоевскому, это исключение, а не правило. Потом надо понимать, что сейчас вся ситуация находится в острой фазе. Идет война, каждый день происходят всяческие ужасы, весь мир это видит, весь мир на стороне Украины и никто практически вообще не на стороне России и это вполне понятно, это естественно. Поэтому, конечно же, никакой симпатии к современной России, к современным русским в общем-то в мире сейчас не имеется. Но, во-первых, это острая фаза. Пройдет некоторое время, естественно, это все успокоится, тут просто можно вспомнить, что аналогичная история происходила с Германией в 1940-е годы, когда несколько лет или даже, я думаю, как минимум десяток лет весь мир ненавидел и Германию, ненавидел и немцев, и под запретом находились не только Гитлер, Геббельс и Геринг, но и композитор Вагнер и философ Ницше и так далее. Потом, слава богу, это все ушло.
Во-вторых, надо понимать, что имеется две русские культуры. Имеется русская культура прогрессивная и имеется русская культура вот эта вот архаичная, реакционная, реваншисткая, имперская и так далее. Я думаю, что вот этой второй русской культуре, которая жлобская, вот ее отмена, вот этот самый cancel, пришла навсегда. Точно так же как Путину, Патрушеву и всем остальным, они теперь нерукопожатные на веки вечные. Так что пусть утирает слезы какой-нибудь Гергиев, или какой-нибудь Михалков — все. Им закрыта дорога и на кинофестивали, и в симфонические оркестры западные и прочее.
Что касается той русской культуры, которая не скомпрометировала себя связью с нынешним режимом, с фашистским режимом, подчеркну, то, в общем-то, эта культура, конечно же, будет в полном порядке. Никто не будет ее запрещать точно так же, как никто не запрещал, условно говоря, Марлен Дитрих или Бертольда Брехта после падения фашистской Германии. С ней будет все в полном порядочке и я не думаю, что тут надо вообще о чем-то особо заботиться.
А русская классическая культура — ну это просто смешно, ее запретить невозможно, хотя бы потому, что великая русская классическая гуманистическая, подчеркну, культура, она напрочь отрицает весь тот бред, который сейчас несет Путин, а также его всякие гуманитарные прихлебатели. Достаточно вспомнить творческое наследие Льва Николаевича Толстого, чтобы понять, что более антипутинского по духу и по букве писателя вообще, наверное, в мировой литературе не было. Вот как он писал о войне, как он писал о патриотизме и так далее, почитайте, скажем, публицистику Толстого более позднюю, равно как и его даже ранее литературу, «Севастопольские рассказы» те же, «Хаджи-мурат» и так далее, в общем, тут все идет в одни ворота.
— Spotify ушел из России, Apple Music ушел, Иван Дорн доступ в свою мастерскую для россиян закрыл, в чем смысл этого? Не лучше ли было, наоборот, через музыку продолжать нести какие-то гуманистические ценности для тех, кто еще с ними не знаком, или поддерживать тех, кто вынужденно остался и не поддерживает нынешнее положение дел, не поддерживает войну и говорить: вы не одни?
— Я еще раз хочу сказать: сейчас острая фаза. И сейчас очень многие решения принимаются эмоционально или принимаются как бы за компанию. Понятное дело, что сейчас Россию весь мир, мягко говоря, сильно не любит. Поэтому нет ничего удивительного в том, что и те, и эти отказываются, скажем, от тех же молодых российских музыкантов, от российской музыки и так далее. Я думаю, что настанет время, когда с этим станут разбираться более объективно, когда станут как-то отличать зерна от плевел. И тогда, может быть, ситуация выправится. Опять же, очень многое зависит от того, что будет происходить в России. Если россияне по-прежнему будут себя показывать вот таким вот рабским стадом, поклоняющимся маньяку Путину, то я думаю, что вряд ли тут сможет что-то измениться. И я буду прекрасно понимать все мировые компании и мировых звезд, которые, скажем, откажутся приезжать в Россию на гастроли или откажутся сотрудничать с российскими деятелями культуры.
Потому что, опять же, надо понимать одну простейшую вещь: современная путинская Россия воспринимается сейчас в мире точно так же, как гитлеровская Германия в конце 1930-х и первой половине 1940-х годов. Это страшное клеймо, по-моему, у нас это недооценивают, отчасти это недооценивают из-за того, что западные политики до сих пор, исходя из каких-то там соображений, таких вот дипломатических, они вот [поступают] в духе французского президента Макрона, который вчера сказал, что не надо унижать Путина. Как это не надо унижать Путина?! Это именно то, что надо делать, потому что это фашист, потому что это изверг, военный преступник и убийца. Конечно, слава богу, что закончили его ублажать, но мало кто еще высказывается откровенно о Путине и его режиме, что это фашистский режим. Я думаю, что общественное мнение в мире в этом смысле гораздо более продвинуто и гораздо более откровенно, чем речи политиков.
— Тот же Гельман говорит, что от того, что будут делать российские художники, каким будет российское искусство, во многом зависит и будущее России в каком-то смысле. Останется ли это клеймо и как надолго, считаете ли вы, что именно на музыкантах такая же в каком-то смысле социальная ответственность?
— Нет, ну это смешно, конечно, пусть мне назовут россияне, причем даже не оставшиеся в России, но и проживающие уже за границей, пусть они мне назовут пять современных российских художников. Ну, может быть, вспомнят Глазунова и Шилова, не знаю, кого вспомнят еще. Нет, художники не имеют вообще никакого влияния абсолютно. Слава богу, у нас много хороших художников, некоторые из них, кстати, остались в России, они смельчаки, я не буду называть их имен и фамилий, это мои друзья, они остаются в России, хотя я думаю, что им там кое-что угрожает. Очень многие, большинство, собственно, известных российских художников, они уехали, причем уехали уже довольно давно, и я боюсь, что никакого серьезного влияния их творчество не оказывает.
Если говорить о поп-музыке, то, конечно, это более массовое явление, явление, которое доходит до несравненно большего количества народа. И то, я не думаю, что с помощью песен, даже очень хороших и популярных песен, можно как-то реально изменить психологию народа, уж тем более можно как-то преобразить политическую ситуацию. Нет, я считаю, что сейчас действуют в мире более серьезные, более кровавые аргументы, чем творчество музыкантов и художников.
— Что лично для вас было бы наилучшим завершением этой войны, если слово «наилучшее» в данном случае вообще применимо?
— Ну тут, в общем-то, все понятно. Имеется одно абсолютно справедливоое завершение этой войны и заключаться оно будет в том, что Украина полностью восстановит свою территориальную целостность: то есть это будет и Донецкая область, и Луганская область, и Херсонская область и полуостров Крым. Я думаю, что в Россию украинские войска, даже если будет такой соблазн, не пойдут, потому что им будет важнее восстанавливать свою страну, поднимать ее из руин после войны. А то, чтобы Украина восстановилась в своих международно признанных границах — да, это абсолютно достижимая, на мой взгляд, цель и, разумеется, это будет полным сокрушительным поражением для путинской России.
— Как Артемий Троицкий как человек и гражданин переживает эту войну? Не как музыкальный критик или журналист.
— Я переживаю эту войну очень-очень, скажем так, глубоко и трепетно. Потому что, вообще говоря, это первая настоящая война в моей жизни. То есть, я дожил почти до 67 лет, мне в июне исполняется 67, и, в общем-то, настоящий войны в моей жизни пока что не было. Потому что, скажем, афганская война прошла абсолютно мимо меня, я не знал ни одного человека, который воевал в Афгане, не было таких среди моих друзей, знакомых и так далее. Опять же, вся информация про афганскую войну доходила как-то очень мутно и смутно. Пожалуй, самые сильные впечатления об афганской войне — это фильм моего покойного друга Никиты Тягунова «Нога», который был снят, по-моему, в 1990 или 1991-м году, где в главных ролях снялись, опять же, два моих друга Петя Мамонов и Иван Охлобыстин. Точно так же, в общем-то, очень небольшое отношение я имел и к чеченской войне тоже. То есть все это прошло как-то мимо меня по разным причинам и так далее.
Первая война, которая некоторое впечатление на меня произвела, это была война 2008 года в Грузии. Поскольку я очень люблю Грузию, у меня много друзей грузин и так далее, я очень переживал и по поводу травли грузин перед этой войной в России, и соответственно, во время этой восьмидневный интервенции. Но это, конечно, не идет все же в сравнение с тем, что и я, и моя семья испытали, когда Путин напал на Украину в 2022 году. До этого, естественно, была прелюдия, 2014-й год, то есть, тогда уже, конечно, все стало очень и очень тревожно. Война эта на самом деле, как вы знаете, не заканчивалась, она в таком вот вялом таком виде продолжалось все это время и люди гибли с обеих сторон, но то, что сейчас идет, это настоящая страшная война, которая по всему, и по количеству жертв, и по картинке, она ничем не отличается, скажем, от Второй мировой, Великой Отечественной и мы воспринимаем это, конечно, очень-очень болезненно, и очень хочется действовать.
Поэтому на самом деле вся моя семья, включая детей, мы включились в какую-то, скажем так, полезную деятельность. То есть занимаемся сбором средств для Украины, занимаемся помощью беженцам, очень активно вытаскиваем людей оттуда и переправляем их очень сложными путями в Евросоюз, вот этим мы всем занимаемся. Кроме того, ну, естественно, статьи, публикации, интервью, всякие спичи и прочее прочее. На самом деле война вытеснила мой миролюбивый музыкальный репертуар и и даже радиопрограммы я сейчас делаю через одну: одну нормальную, а вторую — посвященную военной теме.
— Разные люди переживают это по-разному. Кто-то описывает это как горе, потому что та страна, которую ты знал и любил, ее нет больше и непонятно будет ли, кто-то описывает это как беспомощность, потому что ты не можешь остановить эту машину, остановить эту войну. Как это переживаете вы?
— Я не воспринимаю это как беспомощность точно, потому что я считаю, что любой человек в состоянии что-то сделать. Надо просто очень захотеть это делать. Мы, скажем, ни я, ни моя жена, мы никогда не занимались подобного рода делами. Но стали заниматься и получается совсем неплохо, особенно у моей жены. И ей даже звонят и пишут уже с Украины и благодарят, и обращаются с просьбами и так далее. Она просто стала таким даже центром маленьким помощи украинским беженцем. Хотя, я повторяю, это не имеет никакого отношения ни к ее обычному роду деятельности, ни к ее образованию, ни к чему такому. Так что беспомощность это как раз признак слабости, а не надо быть слабым, лучше быть сильным. Что касается до горя, да, конечно, это горе, горе, в первую очередь, для Украины, но не в последнюю очередь и для России тоже, потому что Россия, моя родина, страна — подчеркиваю, страна, а не государство, — которую я очень люблю, и когда я вижу, во что эти сволочи даже не превращает, а уже превратили мою любимую страну, мне просто хочется вцепиться им всем в глотки. Зовите это злость или гнев, но, в общем, ни малейших добрых чувств к этой своре я не испытываю.
