Пока под Киевом, Мариуполем, Харьковом, Херсоном идут бои, со всей территории Украины на границу с Польшей стекаются беженцы. По подсчетам ООН, за 20 дней войны страну покинуло три миллиона человек. Миллион из них – в Польшу. Вместе со всеми этими людьми границу пересек и репортер «Полигон медиа» Юрий Белят.
В начале марта Львов был словно вырван из реальности войны. Нет, конечно, бесконечные блокпосты и досмотры на въезде, большое количество военных и перепуганных людей с большими рюкзаками постоянно напоминали о ней, но в городе работали кафе, можно было расплатиться картой и даже снять с нее деньги. Во Львове продавалось пиво, работали магазины и доставки.
Я прилетел в Киев 23 февраля, а на следующий день началась война. Я видел очереди в банкоматы и магазины, очереди в метро, ставшее домом и убежищем для множества жителей. Я стоял в пробке с колонной «Градов» и видел ребят в спортивных штанах с противотанковыми ракетными комплексами Javelin под Гостомелем, который штурмовал русский десант.
После замершего и напряженного Киева, после ночевок на полу в бронежилете и каске, во Львове казалось, что ты внезапно попал в какой-то другой мир. Но эта мирная реальность рушилась каждый вечер, когда в городе раздавалась сирена воздушной тревоги. Или когда бдительные львовяне вызывали к тебе домой СБУ, потому что услышали твою русскую речь, пока ты заходил в подъезд, и ты три часа под автоматом доказывал, что ты не русский шпион, а журналист. Или когда твои документы проверяли на улице больше четырёх часов, читая все твои переписки, сообщения и мессенджеры. Или когда звонила мама соседки по квартире. Найти отдельное жилье без соседей в городе, переполненном беженцами, практически невозможно.
Оля, соседка, вместе со своим молодым человеком Лео сбежала из Киева. Они художники. Мама Оли работает на ТЭЦ-6, на Троещине – той самой электростанции, по которой наносились военные удары. Мама не хочет уезжать, от ее работы зависит, получит ли 270-тысячный район тепло, свет, и электричество.
Киев бомбят. Там взрываются ракеты, каждый день слышны сирены воздушной тревоги, разрывы и выстрелы, слышно, как работает ПВО. Каждый день Оля смотрит в телефон, надеясь увидеть у контакта «Мама» статус «в сети». Каждый день мама звонит Оле и рассказывает, что от выстрелов трясутся стекла. Иногда он говорит, что сидит в бомбоубежище. Чаще – что она туда не пойдет. Каждый день я сижу напротив Оли, слышу ее разговор с мамой и сгораю от стыда за красный паспорт в кармане моей куртки.
Оля и Лео приехали во Львов на второй день войны. Выехать из Киева у них получилось со второго раза. В первый раз, когда они уже почти сели в поезд, зазвучала сирена и началась паника. Толпа оттеснила их от вагона, понесла к подземному переходу, обтерла о железный забор, вдавила и бросила. Поезд ушел. Ребята побежали к автовокзалу и смогли погрузиться в автобус. Переполненная машина, в которой множество людей ехали стоя, добралась до Львова за десять часов.
Оля и Лео вспоминают, что первые сутки они не могли делать ничего, только спать. Даже спустя неделю они не нашли сил распаковать свои рюкзаки. «Все время есть страх, что опять придется бежать. Только теперь совсем непонятно куда», – объясняет Лео. Первое, что сделали ребята после того, как отоспались – заклеили скотчем и армированной лентой все окна. В Киеве стекла вылетали из рам от близких разрывов.
Оля хочет уехать из страны, но очень боится; боится остаться одна, боится оставить Лео (мужчин призывного возраста не выпускают из Украины. – «Полигон медиа»), боится, что если она уедет, а в Киеве совсем отключат интернет, то она не сможет связаться с мамой. Боится неизвестности.
Множество людей, тем не менее, решаются на отъезд. Старики и инвалиды, женщины, дети и напуганные граждане других стран, которых война застала в Украине, стоят в многочасовых очередях на границе с Польшей у пропускного пункта «Краковец». В среднем, 60 километров от Львова до «Краковца» занимают около суток. По дороге разбиты палатки с едой и печками, где пешие беженцы могут обогреться и передохнуть. Те, кто пытается покинуть Украину на машинах, остаются в них, молясь, чтобы бензина хватило на почти сутки работы двигателя.
Эвакуационные автобусы проезжают без очереди. В одном из них – двое афганцев почти без документов. Один, молодой Сэмми, сбежал от террористического «Талибана», когда тот захватил его родину. Сэмми работал грузчиком в Одессе, но спустя полгода война пришла за ним и в Украину. После нескольких часов проверки польскими пограничниками, он прорывается к своим родным в Швейцарию.
Второй афганец, Мухаммад, переехал в Украину много лет назад. Вместе с женой-украинкой он жил в Харькове. Там у него родилось двое детей. Сейчас старшей девочке уже 14 лет, а младшему – семь. В панике эвакуируясь из Харькова под обстрелом, Мухаммад потерял свой паспорт, и теперь его автобус с семьей уже на той стороне границы, в безопасности, а он пойман в ловушку нейтральной зоны. Через несколько часов, уже поздно вечером, он все-таки сможет обнять своих родных на польской стороне границы.
После пересечения границы и всех контролей, можно выдохнуть. Волонтеры наливают горячий чай, объясняют, что всего в пяти километрах от «Краковца» – большой лагерь помощи беженцам, из которого можно уехать почти в любую точку Европы. В этом лагере можно переночевать, там тебя накормят, дадут теплую одежду и окажут медицинскую помощь. Каждые пять минут от границы в лагерь идут бесплатные автобусы.
Лагерь напоминает Вавилон. Громкоговоритель не замолкает ни на секунду: «Берлин, Дрезден, Мюнхен, Барселона, Мадрид, Хельсинки, Варшава, Краков, Амстердам, Прага» – это волонтеры на своих машинах приехали со всей Европы и бесплатно развозят беженцев.
Толпа беженцев из Украины ждет автобусов, чтобы уехать дальше в Европу. Фото: Юрий Белят / «Полигон медиа»
Здесь же поднимается пар от полевых кухонь и палаток с едой. Тут же ходят толпы арабов, выехавших из Украины. Они сильно выделяются среди остальных беженцев из разных стран — почти не говорят на английском или украинском, и чаще всего не знают, что делать дальше.
Внутри огромного торгового центра, который превратили в лагерь, другая атмосфера: тут каждый кусок свободного пространства занят койками, на которых плачут, обнимаются, спят, едят и разговаривают беженцы. Тут много стариков – на улице холодно, громко, страшно и непонятно, а внутри тихо и кормят. Бабушки сидят в креслах посреди моря коек, окидывая их пустым взглядом.
В глубине бывших торговых галерей есть комната матери и ребенка, отдельное помещение для грудного вскармливания, для молитвы. Тут несколько медпунктов, тут говорят на всех возможных языках мира.
Беженец может пробыть в таком лагере всего 24 часа – дальше он либо должен переехать в лагерь для постоянного размещения, либо с помощью волонтеров поехать дальше, на Запад.
После двух дней работы в лагере в Кравковце, на Запад уезжаю и я. Сначала восемь часов ночными автобусами с тремя пересадками, чтобы выбраться из Восточной Польши, потом — час в самолете. Я дома.
Всего в семиста километрах продолжается война, люди по-прежнему сидят в метро в Киеве, умирают под обстрелами в Мариуполе и пытаются покинуть Украину.
Здесь, в Вильнюсе, единственные самолеты над головой — пассажирские. Единственные звуки выстрелов — на стрельбище в парке. Из Вильнюса вся эта война кажется каким-то абсурдным и сюрреалистическим ночным кошмаром. Но я уже знаю, что любой кошмар может за секунду стать явью.
